Волга народного горя

30.10.2013
Волга народного горя
Наталья МАКАГОНОВА.

Сегодня в России отмечают День памяти жертв политических репрессий. Прошло больше 20 лет с тех пор, как в календаре появилась эта скорбная дата о миллионах искалеченных судеб, о людях, расстрелянных без суда и следствия, отправленных в лагеря и ссылки, лишенных гражданских прав за «не тот» род занятий или за пресловутое «социальное происхождение». Клеймо «врагов народа» и их «пособников» легло тогда на целые семьи.
В истории любого государства есть страницы, которые хотелось бы удалить. Только жизнь - не учебник. Россия никогда не начинала войн, но всегда давала достойный отпор внешнему врагу. За это ей заслуженная слава. Но была и другая война, внутри страны. Больше тридцати лет тоталитарный режим вeл полномасштабную войну с собственным народом. Она не делает чести, но и забывать о ней мы не имеем право. А тенденция такая наблюдается. Несколько лет назад социологи провели опрос: почти 90 процентов наших граждан в возрасте от 18 до 24 лет не смогли назвать фамилии даже известных людей, которые пострадали или погибли в те годы от репрессий.
А ведь тогда страна пережила национальную трагедию, отголоски которой ощутимы до сих пор. В мирное время люди лишались жизни или изымались из нее на длительный срок. Нравственные и физические мучения коснулись не только самих репрессированных, но и их родных и близких - отцов, матерей, жен, детей. Пострадало все общество, урон понесли целые сословия - дворяне, казаки, священнослужители, крестьяне, интеллигенция, рабочие. Лагерей в те страшные времена было едва ли не больше, чем городов на официальной советской карте. Давайте только вдумаемся: миллионы людей погибли в результате террора и ложных обвинений - миллионы. Были лишены всех прав, даже права на достойное человеческое погребение. А имена их на долгие годы были просто вычеркнуты из истории. Человеческая жизнь обесценилась настолько, что мы до сих пор не знаем, какую цену заплатила наша страна - за все подлинные и мнимые достижения Советской власти. И началась эта трагедия не в 1937 году, на который пришелся пик Большого террора, а сразу после октября 1917 года.
Достаточно вспомнить период коллективизации, когда было раскулачено более одного миллиона крестьянских хозяйств, около пяти миллионов человек были высланы из родных мест «на дальние и худшие земли». Циркуляр Ставропольского окружного земельного управления от 15 февраля 1930 года гласит:
«Решением Северо-Кавказского краевого исполнительного комитета в Ставропольский округ из других округов Северокавказского края переселяется 2500 кулацких хозяйств. Все вселяемые в округ назначены по районам округа. Дивненскому району - 950 хозяйств, Винодельненскому - 700 хозяйств, Благодарненскому - 350 хозяйств, Туркменскому - 500 хозяйств. Вселяемые кулацкие хозяйства должны наделяться обособленными участками на самых дальних и худших землях, удаленных от населенных пунктов и железнодорожных сообщений. Ни в коей мере не допускать наделенные кулацкие хозяйства свыше 8 га на хозяйство...»
Поскольку не было четких критериев определения кулака, а план по хлебозаготовкам надо было выполнять, то зачастую на местах к кулакам причисляли и более или менее зажиточных крестьян.
Крестьянин Николай Стоялов из Благодарненского района, надеясь на справедливость, пожаловался районному прокурору: «В конце сентября 1930 года у меня было конфисковано все принадлежащее мне имущество: 2 лошади, 1 корова, 1 телка, 2 теленка, 2 овцы, 1 бричка, 2 хомута, косилки, борона, комод, машина швейная ножная, 5 стульев, и вообще у меня не осталось ничего, и я выдворен совершенно из дома. Прошу отменить постановление сельсовета и возвратить все конфискованное имущество, т. к. все возложенные на меня платежи я уплатил своевременно и полностью, а также участвовал во всех кампаниях: хлебозаготовках, покупке займа индустриализации, самообложении и пр. Урожай убирал без применения наемного труда, семья состоит из 9 душ, причем трудоспособный один я и жена, если ее можно считать трудоспособной при грудном ребенке».
Нетрудно догадаться, что «прокуратура не находит поводов к принесению протеста на отнесение вас к явно кулацким хозяйствам и изъятию имущества, а поэтому вашу жалобу оставляем без последствий...»
Пик Большого террора пришелся на 1937-1938 годы. «Волгой народного горя» называл Александр Солженицын бесконечный «поток» репрессированных в то время. Только в 1937 году по политическим статьям на Ставрополье было приговорено почти 6 тысяч человек. Может, кого-то эта цифра и не впечатлит. Однако это - только за двенадцать месяцев, только в одном регионе, численность населения которого многократно меньше, чем сейчас. Это примерно 500 человек в месяц и 15 человек ежедневно. Пятнадцать - чьих-то пап, мам, братьев и сестер. А прибавьте, что супругов сажали, как членов семьи изменников родины, детей - как детей врага народа.
Согласно веянию времени претерпела изменения и краевая пенитенциарная система. С возрастанием культа личности, репрессиями и чисткой рядов партии на Ставрополье в 1934-1935 гг. организовывалось и открывалось большое количество тюрем, изоляторов, ИТК, СХИТК. Чаще всего это были плохо приспособленные помещения, представляющие собой деревянные бараки и даже землянки. Охранные сооружения находились в таком же плачевном состоянии: везде была грязь, вследствие чего случались частые эпидемии.
В Ставрополе проживают более 1300 реабилитированных, перенесших по политическим мотивам испытания лишением свободы, привлечением к принудительному труду. По их инициативе в 2004 году была создана Ставропольская городская общественная организация инвалидов - жертв политических репрессий, в которой сегодня состоит 422 человека. Они разного возраста и пола, но всех их объединяет одно - они невинные жертвы того страшного времени. Им приходилось жить со страшным клеймом - «семья репрессированного», «дочь/сын врага народа».
Ставропольчанин, председатель Ставропольской городской общественной организации инвалидов - жертв политических репрессий Антон Андреевич Андриясов родился уже после смерти Сталина в 1953 году в Казахстане. Туда из Калмыкии его семья попала в 1941 году. Тогда, после Указа Президиума Верховного Совета СССР началась массовая депортация немцев. А его мама и бабушка, мало того что были членами семьи репрессированного - деда А. Андриясова расстреляли еще в 1937 году - так еще и по национальности немцами.
Расставание людей с отчим домом, с родными местами лишало людей связи с прошлым, сразу переводило их в разряд бездомных и бесправных. Но и там всю войну и годы после нее эти люди работали на лесоповале, строительстве оборонных предприятий, железных дорог, на шахтах, внеся своим трудом большой вклад в Победу, до которой, по разным данным, не дожило до трети депортированных людей.
И только в 1965 году вышел другой Указ Президиума Верховного Совета СССР, в котором все обвинения, выдвинутые в Указе 1941 года, были признаны необоснованными...
А житель Ставрополя Иван Иванович Бурлаков вспоминает, как его 14-летнего подростка, маму, бабушку, двух братьев и сестру выслали в Алтайский край:
«Я родился в 1935 году в Бессарабии, которая позже вошла в состав Молдавской ССР. В 1941 году, после начала войны мы оказались на оккупированной территории. После того как в 1944 году советские солдаты прогнали немцев, начались репрессии. В 1946 году арестовали и моего отца, в то время начальника райдоротдела, его обвинили по 58-й статье. Через какое-то время нас выселили из дома, а затем выслали в Алтайский край. Когда мы приехали, на вокзале нас ждали руководители хозяйств - стране нужны были рабочие руки. На месте нам зачитали постановление, в котором говорилось, что мы поселяемся здесь навечно, а все попытки побега караются 20-ю годами каторжных работ, и заставили расписаться. В ссылке мы прожили 9 лет. Причем семью разделили: маму и старшего брата отправили в другое село на конеферму, а я остался с бабушкой, братом и сестрой. Надо сказать, что местные жители приняли нас хорошо. Прошло столько лет, а я до сих пор уверен, что самые лучшие люди живут в Алтайском крае. Сельчане, сами испытывая крайнюю нужду, делились с нами последними крохами. Нам давали еду, одежду, обувь. Мы ведь приехали голыми и босыми, а там зимой 40-градусные морозы. Отца освободили через 10 лет, в 1956 году. Как он потом рассказывал, следствие шло год, но отец так и не подписал требуемые документы. Кстати, на следствии ему показали написанный на него донос. Обычный тетрадный листочек в клеточку, исписанный химическим карандашом. Рассказывал отец и о заседании суда, которое почему-то проходило в 2 часа ночи. Заседание шло 10 минут, ему зачитали приговор, и отправили в Магадан. Его вместе с партией заключенных привезли в тайгу, где, кроме леса, больше ничего не было. Сначала арестованные построили вышку для часовых, потом ограждения, и лишь потом себе бараки. Нет ничего удивительного, что голодные больные замерзшие люди умирали десятками каждую ночь. Вернулся отец больным человеком, сломленным и морально, и физически. Прожил еще десять лет и умер совсем не старым человеком».
В Ставропольском крае издано 13 томов Книги Памяти жертв политических репрессий, в которые внесено более 55 тысяч реабилитированных земляков.
Сегодня по традиции в Ставрополе сотни горожан соберутся у Мемориала «Холодный родник», чтобы почтить память о тысячах, миллионах людей, замученных в сталинских тюрьмах, оклеветанных, изгнанных, тех, кого называли «врагами народа», «изменниками Родины», «шпионами», «вредителями» и «контрреволюционерами». Надпись на памятнике гласит:
«В СССР 1930-1950 годов, периода тоталитарного режима незаконных политических репрессий, в ГУЛАГи было загнано более 60 миллионов неповинных людей. В этом аду было расстреляно либо погибло от непосильного труда 26,5 миллиона человек. В Ставропольском крае репрессиям подверглись около 60 тысяч человек. В ходе следствия в городе Ставрополе расстреляно 5600 человек. Места их захоронения неизвестны».
Количество же пострадавших вообще не поддается исчислению.