ПРИНЦИП НЕДОСТУПНОСТИ БЬЕТ ПРИНЦИП ГЛАСНОСТИ

Правосудие в Российской Федерации осуществляется открыто – это из Конституции РФ. Принцип гласности судебного разбирательства – один из принципов судопроизводства – это тоже из правовой базы. В соответствии с ним суд рассматривает дело в открытом для публики судебном заседании.

По форме правильно…

По открытости, гласности правосудия написаны горы умных томов, эта практика обобщена и отлита в циркуляры Верховным судом РФ. В общем, все у нас по форме не хуже, чем в любой другой просвещенной, демократической стране.

А теперь вопрос первый. Из тех, что на засыпку. Из самых неудобных. Много ли этой самой публики на наших судебных заседаниях? Как, к примеру, было в царской России, когда выступал хрестоматийно известный адвокат Федор Плевако? Да, ходили на него, «Пушкина в юриспруденции», но ходить тогда в суды всем подряд было возможно. Чего не скажешь сейчас: адвокатов интересных достаточно, в том числе и у нас в крае. Только я что-то не слышал, чтобы на них ходили как на концерт.

Ответ однозначный: ходят на процессы ноль целых ноль десятых.

На вопрос второй, почему публики в судах нет, ответ также немногословный: из-за бюрократии. Она, всемогущая и беспощадная, закрепленная специальными циркулярами Верховного суда и судов на местах, проникла и в судебную систему, и низвела до ноля один из главных конституционных принципов страны. Заменив его, позвольте так сформулировать, принципом недоступности.

…а по существу издевательство

Допустим, вы узнали, что сегодня заседание по одному из получивших общественный резонанс дел. Не важно, гражданских или уголовных. У вас есть время, и вы решили в суд зайти. Просто из любопытства. Потому как знаете, что самое интересное в любом деле – это детали. Которые узнаешь, только непосредственно присутствуя. И что деталей этих красноречивых из решений, особенно судов общей юрисдикции, где их перед вывешиванием на сайт просто, извините, кастрируют, убирая персональные данные и не только, при всем желании не узнаешь.

Вы хорошо подумали? Уже на входе в здание судебные приставы строго спросят, к кому вы и в каком качестве. Заставят вывернуть карманы, досмотрят ваши портфели или сумки. Ваши документы и основание для посещения потребуют. Если скажете, что просто публика – сто процентов не пустят. Можно, конечно, слукавить, сказать, что одна из сторон. Тогда с вас потребуют повестку, если процесс уголовный, или определение суда, если процесс гражданский.

Допустим, что вы и тут как-то вывернулись, прошли в святая святых – сам суд. И здесь вы поймете, что, так сказать, первая ступень очистки от нежелательных глаз в судебном заседании – это всего лишь цветочки. Помощник судьи или секретарь потребуют с вас то же самое и не только. Доложат судье. И вы увидите, что стали основанием для самого настоящего переполоха в судебном курятнике. С вас потребуют поставить в известность председателя суда. Это значит, что надо бежать в его приемную, а гарантий, что он на месте, и тем более вас примет, нет никаких. Секретарша же в приемной ничего не решает. Хотя и сама вежливость.

Но даже если председатель и разрешит, то все равно решать, присутствовать ли вам на процессе, или нет, будет судья. Он «в интересах сторон» может посчитать, что в кабинете и так тесно, и выставит вам красный свет. Или, что еще вероятнее, спросит стороны о возможности вашего присутствия. Опять же «в интересах сторон». И если кто-то скажет нет, то значит нет.

Нежелательная персона

Ну ладно, в современном обществе у каждого из нас, кроме своих, есть еще одни глаза и уши – это СМИ. Рассказывать, что делается в наших судах, это одна из их главных задач. И сам принцип гласности правосудия сформулирован и прописан прежде всего для них. Во всяком случае, так думают сами журналисты.

Они также думают, что являются своего рода мостиком между судами и обществом. Помогают второму понять роль и значение первого, показывают, что оно не закрытая каста, а судьи – такие же, как все мы, человеки.

Напрасные все это мысли. Мы для судейского сообщества были и остаемся нежелательными персонами.

Уверяю вас, что журналист встретит на своем пути в судебное заседание ту же бюрократию, что и простой гражданин. Только еще более махровую. Потому как от него исходит еще и опасность широкого обнародования тех самых деталей дела и процесса, которые хоть и интересны публике, но не всегда желательны для судьи. Поскольку могут выставить его в не очень приглядном свете. Значит, все делается для того, чтобы журналиста на процесс не допустить. Он без, всякой натяжки, здесь чужой. И ему дают это почувствовать на каждом шагу.

Махровость этой самой бюрократии начинается с разрешения для посещения заседания суда (хороша открытость, правда?). За целых 7 (!?) дней (это закреплено в вышестоящем судейском циркуляре) редакция должна написать на имя председателя суда письмо с просьбой разрешить корреспонденту имярек присутствовать на процессе. Это к слову об оперативности. С этим (одобренным председателем!) письмом журналист идет в суд. В судах общей юрисдикции с ним в здание пропустят. А вот в Ставропольском арбитражном суде, да и в вышестоящих арбитражных 16 апелляционном и кассационном Северо-Кавказского округа, знаю на собственном опыте, его заставят ждать представителя пресс-службы. Который встретит, проводит в зал, и терпеливо просидит рядом все заседание. Да, еще в последнее время в Ставропольском арбитражном суде журналисту предлагают заполнить листок с обязательством, что он будет сидеть как мышка и не вмешиваться в процесс. Руководство суда, похоже, исходит из того, что человек, пишущий на судебные темы, не знает процессуальных азов. Дремучий невежда, ни разу не открывавший ГПК, АПК и иже с ними.

Еще более махровая бюрократия начинается, если журналист вздумал вести аудио или видео запись. Судья в этом случае просто в лице меняется. Спрашивает мнение сторон. И если они не возражают, чуть ли не скрипя зубами выносит специальное определение с разрешением. Если же возражают, то, значит, нет.

А потом – «во всем виновата пресса»

Это все бюрократические формальности. Самое главное – что именно и простая публика, и журналист узнают на процессе. Те самые детали, с которых мы начали. Ведь ради этого они сюда пришли.

Не знаю, намеренно ли или сознательно, но большинство судей говорят тихо. Настолько тихо, что сидящая в конце зала или в самом закутке судейского кабинета публика с журналистом не все может расслышать. Микрофона с динамиками в залах нет, хотя процесс вроде как записывается.

Большинство судей говорят к тому же еще очень быстро, особенно когда зачитывают приговор или решение. Что опять же затрудняет восприятие. Сторонам, посвященным в дело, это может быть и не создает проблем. Но вы же, любопытствующие, и мы, пишущие, только что пришли в процесс. Для вас тут все внове. И вам интересны мелочи, подробности… Для профессионального журналиста тем более важна точность – имен, цифр, событий.

И если не расслышал – твои проблемы. Не переспросишь. Ты тут без права голоса. К судье ты не подойдешь даже после окончания процесса, это табу. А если и подойдешь, то ничего не узнаешь. Отмахнется, как от назойливой мухи. Комментируют свое решение судьи только в кино, и то американском. И тут вопрос: как обо всем увиденном и услышанном, чаще недослышанном, писать? Общими словами – неинтересно выйдет. Интересно подать – не получится, нет в голове деталей. Так что объективно выйдет необъективно. А то и наврешь. И услышишь после сакраментальное: «во всем виновата пресса».

И тем самым заложишь еще один камешек в фундамент стойкого неприятия судейским сообществом журналистов. Какой там мостик между судом и обществом. Нас принимают за надоедливых мух, не более того.

Ну а журналисты в долгу не остаются. В нашей среде тоже есть свое неприятие судейского сообщества. Раз не пускают, тормозят – значит, есть что скрывать. То, что далеко от закона. Уважение не рождается, когда к тебе относятся без уважения.

Это называется квиты.

Александр Емцов.