ЛЕКАРСТВО ПРОТИВ МОРЩИН

ЛЕКАРСТВО ПРОТИВ МОРЩИН
Александр Емцов

ТАК ДЕЛАЮТСЯ «СТАВРОПОЛЬСКИЕ ГУБЕРНСКИЕ ВЕДОМОСТИ»
В январе 2012 года исполняется 20 лет со дня выхода первого номера воссозданной газеты «Ставропольские губернские ведомости». К этой дате бессменный главный редактор газеты Александр Емцов издал книгу очерков и статей «Лекарство против морщин». Сегодня мы продолжаем публикацию одноименного очерка.
Начало в СГВ №40
Кто это - мы? Наверное, тут уже пора назвать хотя бы основных журналистов, делавших и сделавших в разные периоды новые «Ставропольские губернские ведомости». Алевтина Шевченко была исполнительным редактором газеты, его душой и мозгом первые пять лет. Вполне логично, что сегодня она профессор, доктор наук, работает в Академии государственного управления при Президенте РФ. Многие рубрики, придуманные ею, живут у нас до сих пор. Как-то при недавней встрече у меня вырвалось: «Когда ты работала у меня...» «Нет. Это когда мы вместе делали газету», - парировала она. Это действительно было так. Прекрасный след оставил о себе пришедший ей на смену другой исполнительный редактор Андрей Володченко - сегодня он первый заместитель главного редактора «Ставрополки». Николай Баладжанц и Дмитрий Савченко, Юрий Христинин и Ольга Неретина, Марина Глебова и Владимир Смирнов, Михаил Цыбулько - сейчас он главный редактор «Ставрополки», - и Марина Набатникова, Марина Тимченко и Ольга Токмакова, Мария Мацур и Марина Раскладкина, Ольга Лахина и Владислав Фуш, Галина Пухальская и Михаил Мельников, Анатолий Фишкин и Алексей Заморкин... Многие сильные журналисты работают в коллективе и сейчас, и не один год. Это Галина Сергушина, Наталья Макагонова, Нина Евтушенко, Валерия Пересыпкина, Марина Кандрашкина, Елена Чурюда... Одни журналисты пришли к нам с опытом. Других ставили на крыло уже в газете. У нас всегда было легко молодым, начинающим. В коллективе никогда не унижали их, мы, руководители, всегда старались делать минимальную правку материалов, предлагать темы, находить новые повороты в материале, учить и подсказывать. Другое дело, что мы на фоне финансирующихся из бюджета изданий не всегда могли обеспечить достойную оплату труда, и молодняк, оперившись, уходил дальше.
Первое, что я сделал после принятия под свое командование «Ставропольских губернских ведомостей», это перевез вновь обретенную команду с биржи на улицу Орджоникидзе. Просто потому, что там было больше помещений. Но получилось хорошо: мы фактически обрели независимость от биржи. Произошло это за неделю до нового года. Как раз осталось время на подготовку первого номера. Он вышел 5 января 1992 года. Сейчас количество номеров перевалило уже за 3300! Какая огромная дистанция! Даже не верится, что мы ее прошли. Но факт остается фактом. Прошли и продолжаем идти. А сколько изданий, начинавших примерно в одно с нами время, сошли с нее? Назову лишь некоторые: «Утро», «Пять дней», «45-я параллель», «Кавказский край», «Забор», «Ставропольские новости»... Историки прессы подсчитали: в бурные 90-е число родившихся и не выдержавших проверку временем изданий только в Ставрополе приближается к двум десяткам. И совсем не потому, что люди, делавшие эти газеты, чем-то уступали нам в квалификации. Просто, на каком то этапе они не вписывались в повороты истории. Но их труд не был напрасным. Как знать, не наступит ли время, когда и эти закрытые газеты начнут возрождаться группами то ли энтузиастов, то ли безумцев...
О чем и как писали мы в первых номерах? Но прежде - какими были мы тогда, о чем думали, к чему стремились? Сейчас это очень важно понять. И прежде всего потому, что журналистика начала девяностых и журналистика сегодняшняя - это очень разные, а в чем-то и противоположные явления. Как и то, что совершенно разные и зачастую противоположные по своим деловым и человеческим качествам люди, делающие газету тогда и теперь.
* * *
Где-то лет пятнадцать назад одну из стен торгового центра строительных материалов по проспекту Кулакова, 8я в Ставрополе заклеили пожелтевшими партийными газетами восьмидесятых годов прошлого века. Своего рода прикол маркетологов. Стоит стена такой и сейчас. Тут все издания, от центральных - до краевых. Может быть, несведущему в газетном деле покупателю остановиться у стены и интересно, а для профессионала-журналиста она как стена позора. Потому что все газеты на одно лицо, во всех - крупно набранные информационные сообщения о съездах и пленумах КПСС, о достижениях. И ни грамма живой жизни, ни грамма той правды, которой живет читатель и которая интересна читателю. Во всяком случае, в том понимании, которое известно нам сейчас, спустя два десятка лет после демократического перелома.
Это неожиданное окно во вчерашний день в неожиданном месте лучше любого музейного стенда показывает, от какого наследства мы отказались. А вот какой путь мы уже прошли за эти годы?
Путь к демократии? Путь к гласности? Путь к свободе печати? Любой утвердительный ответ будет и неполным, и не совсем правдивым. Если не лживым. Газеты стали интереснее? Да. Но почему тиражи разительно упали? Мы пишем действительно о событиях, копаем теперь глубже. Но почему же тогда верят нам меньше?
Я сейчас даже не о том, что журналистика до самого начала 90-х годов подчинялась партии, что только была отменена цензура и так далее. Я о самоощущении самих журналистов, о понимании ими своей профессии и об отношении общества к ним. И даже если мы делали газету, которая ни дня не издавалась в партийно-советской эпохе, это не значит, что журналисты не несли на себе ее родимые пятна. Несли, и еще какие пятна.
Так какими мы были тогда, когда взялись делать независимую газету? Во-первых, мы были управляемыми. Настолько управляемыми, что порой во вред себе. В этом плане очень показателен четвертый пленум крайкома КПСС, состоявшийся в 1986 году и посвященный анализу работы редакций партийных СМИ и партийному руководству ими. Пленум памятен тем, что после него крайком партии полностью поменял руководство газеты «Ставропольская правда». По этому поводу в нашей журналистской среде долго тлели обиды, назначались крайние в лице прежде всего Бориса Кучмаева, который якобы прошел по трупам и сел в редакторское кресло главной газеты края. Особенно усердствовали бывшие ее руководители. Но у меня лично всегда вопрос: ладно крайкомовское руководство постаралось, но почему сам редакторат «Ставрополки» выпорол себя, напечатал материалы пленума на страницах своей газеты? Почему покорился коллектив, который набирал тексты, вычитывал их, выпускал номер в свет? Если он был не согласен, что мешало воспротивиться? Сермяжная правда состоит в том, что если бы я тогда был на месте главного редактора, то сделал бы то же самое. Да и многие другие сделали бы так же. Тот же Иван Зубенко написал точно такой же доклад первому секретарю крайкома с критикой «Ставрополки», сиди он, как Борис Кучмаев, в кресле заведующего отделом пропаганды, а не главного редактора. Тут вина не личностей, вина времени. А времена, как известно, не выбирают. Мы были винтиками партии, а винтики движутся за шестеренками. В нас мертво сидела та самая управляемость, впитанная за долгие-долгие годы партийного руководства печатью. И которая сродни покорности стада, бредущего на бойню. В мозжечке сидело, что надо шагать в ногу.
Если уж говорить о четвертом пленуме крайкома, то говорить надо объективно. С учетом, прежде всего, периода его проведения. Это была по тем временам прогрессивная попытка партийной верхушки края, и в первую очередь его нового первого секретаря И. Болдырева, вырваться из болота общественной жизни, в котором жил, как и вся страна, край. В меру своего понимания проблемы, разумеется. Иван Сергеевич кое-кем сейчас подается этаким Иваном Грозным за то, что не особенно церемонился с кадрами, чуть что - менял их. А я знаю его как толкового, думающего руководителя, прекрасного и последовательного организатора, старающегося в то время и партийную линию соблюсти, и партию от накипи очистить, и найти свой, неповторимый почерк в партийном руководстве, добиться эффективности своих решений. Вопрос Михаила Горбачева: «Сколько же партийной власти заниматься жатвой, окотом ягнят, производительностью труда, техперевооружением предприятий? В конце концов, партия - это политическая, а не хозяйственная структура» - он воспринял как руководство к действию. И вполне логично, что взор и его, и других региональных партийных лидеров в поисках нового приложения сил обратился на прессу. Потому что именно в ней тогда отражалась общественная жизнь, хотя и, как мы теперь понимаем, недостаточно. Не случайно опыт партийного анализа прессы повторили больше десятка других парторганизаций краев и областей. Другое дело, что свобода печати и партийность печати, особенно в части партийного руководства ею - две вещи несовместные. Но крайкомовские и обкомовские руководители были от такого понимания демократии тогда еще очень далеки. Потому и взялись за газеты. Ну а то, что головы редакторские полетели, то здесь нет ничего удивительного. Хотя бы потому, что хозяин - барин. Он редактора ставил, он имеет полное право его снять. Таковы были правила игры. Мне всегда импонировала своим глубоким смыслом ходящая в то время в партийных коридорах шутка: «Не надо возмущаться, что тебя сняли. Надо удивляться, что тебя раньше нашли непонятно где и непонятно за какие заслуги на должность поставили. Снятие - лишь восстановление справедливости».
Кстати, лучше всего характеризует Болдырева то, что он, находясь на такой должности, не нажил палат каменных. Был до щепетильности честным. И сейчас живет в тесной квартирке только на пенсию, то есть в полунищете. Не в пример другим первым лицам, его преемникам, сказочно обогатившимся, благодаря своему руководящему креслу, будто по мановению волшебной палочки.
Во-вторых, мы в начале 90-х годов были в известной мере романтиками. Верили, что каждое наше слово что-то значит. Что-то там конкретно изменит и повернет. Это, кстати, наследие партийного руководства, властные структуры обязаны были принимать и принимали меры по устранению вскрытых прессой недостатков. Отсюда и самое серьезное отношение редакций к подготовке публикаций. Чего очень не хватает сегодня. И что безусловно способствует падению авторитета прессы.
В-третьих, мы свято верили в идеалы. И в самый главный, что основа нашей счастливой работы, читательского счастья - свобода и независимость прессы. Сегодня, когда все СМИ, что называется, нашли своего хозяина, когда мы хорошо знаем, что стоит за декларируемой государством свободой печати, это воспринимается чуть ли не иронически. Во всяком случае - с известной долей цинизма и даже издевки. Но тогда выдавалось и принималось за чистую монету. Казалось, что вот она, свобода, пришла. Теперь осталось только честно и искренне, в полном смысле слова свободно писать. Тем более что от цензуры каждый из нас в той или иной мере натерпелся.
Не могу удержаться и не рассказать о случае из далекого 1985-го года, когда я только начал работать главным редактором Карачаево-Черкесской областной газеты «Ленинское знамя». Молодой тогда журналист, ныне писатель Виктор Кустов написал очерковый материал в двух частях о кришнаитах. Появились они вдруг в глухом, спрятанном в горах поселке Курджиново на самом краю области. Народ, в общем, безобидный, но для тех мест и для того времени крайне экзотический: ходит группами с бубнами по округе и распевает «Харе Кришна», читает мантры, питается чем Бог послал. Об этом, в общем-то, и был очерк. А также о том, что из себя представляет эта то ли религия, то ли идеология и что она не нашего замесу и ничего, кроме вреда, настроенной на активные преобразования жизни советской молодежи не принесет. В общем, материал был написан правильно, идеологически выдержан. Первая часть очерка увидела свет. На другой день ко мне в кабинет входит руководитель областного ЛИТО, а проще комитета по цензуре, Иванов (имени сейчас не помню). По лицу видно, что у него умерли все родственники сразу, а также друзья и соседи этих родственников. Сует толстенную книгу для служебного пользования о том, что можно, а что нельзя печатать в газетах Советского Союза. Так вот, на одной из страниц в разделе «упоминать категорически запрещено» четко записано: «кришнаиты». Оказалось, что цензоры вчера праздновали пятидесятилетие понуро сидящего теперь передо мной начальника, изрядно набрались и газету перед подписанием в свет просто не читали, хотя в этом и состоит их работа. Расписались на сигнальной странице нетвердой рукой, шлепнули штампик, и все. Но теперь проспались, и Иванов пришел с категорическим требованием окончание очерка из номера снять. Иначе он номер в свет не подпишет, и типография в печать его не возьмет. Рапорт о случившемся он уже в край подал.
Сижу, думаю, что делать, как выкручиваться из такой дурацкой ситуации. По иронии судьбы все антикришнаитские выводы были во второй части. Получится, что мы публикацией только первого куска их пропагандируем. Так что в случае идеологических разборок навешают таких собак... Опять же мне надо выполнить обещание перед читателями, в газете черным по белому написано: «Окончание в следующем номере». Ведь людям не объяснишь, что не пускает цензура, официально у нас ее не было! Выхожу на первого секретаря обкома партии Алексея Алексеевича Инжиевского. Тот ситуацию понимает, но ничего не может поделать, цензоры ему не подчиняются. На заведующего отделом пропаганды и агитации крайкома партии, благо что до назначения редактором я там год успел поработать, Михаила Федоровича Василенко - тот же результат. Набираюсь смелости и звоню секретарю крайкома по идеологии Анатолию Антоновичу Коробейникову. Тот внимательно выслушивает и обещает попробовать получить разрешение через ЦК КПСС. Дозванивается вроде бы до заместителя заведующего отделом пропаганды ЦК. Кажется, куда уж выше, замзав ЦК в то время был фактически в ранге министра. Но и тот не смог ничего решить! Инструкция нерушима и непреодолима, как камень! Система в очередной раз показала, что скроена из железобетона, и никакой, даже самый влиятельный чиновник поменять что-то в ней не в силах. Так вторая часть очерка о кришнаитах свет и не увидела. Иванов в итоге получил строгача, хотя перед тем за неделю по случаю юбилея ему объявляли благодарность. Система уже не столь серьезно карала за ошибки. Нас же, журналистов, кара совсем минула. Хотя мы и остались при убеждении, что цензура - это самая непреодолимая стена в советском государстве.
Продолжение в следующем номере.