«ДОРОГАМИ АФГАНИСТАНА В БЕССОННИЦЕ БРОДИТ ДУША...»

Эти строки из стихотворения В. Верстакова как нельзя более подходят к нашей сегодняшней беседе, которая была приурочена к значимой дате - 30-летию вывода советских войск из Афганистана. И собеседник у нас особенный - ветеран афганской вой-ны, кавалер ордена Боевого Красного знамени, ордена Красной Звезды, ордена «За службу Родине» II и III степени генерал-майор авиации запаса Роман Фазлеев.

Роль авиации Пограничных войск в афганских событиях невозможно переоценить, как и невозможно изложить на одной газетной странице в рамках одного материала все то, что может рассказать о событиях тех лет человек, непосредственно в них участвовавший. За почти пять боевых афганских лет Роман Фазлеев совершил более 1500 боевых вылетов (общий налет более 4000 часов), руководил авиагруппами более чем в 20 крупных операциях, в том числе и в последней операции «Вывод». В конце 1989 года полковник Фазлеев был назначен командиром Марыйского авиаполка Среднеазиатского пограничного округа, в 1992 году ему было присвоено звание «генерал-майор». В 1994 году он был назначен начальником авиации Кавказского пограничного округа, в декабре 1994-го руководил авиагруппировкой в операции на территории Чеченской республики. После увольнения в запас работал начальником аэропорта г. Ставрополь.

Мы не беремся рассуждать, насколько верными были решения политического руководства тех лет, а просто попытаемся понять, какой след оставила война и жива ли она в сердцах тех, кто ее прошел, и как долго будет напоминать о себе.

- Роман Михайлович, мы - наше поколение, в той войне не участвовали, но практически в любой семье есть родственники, друзья, знакомые, которые там были. Та война - она еще с вами?

- Сразу вспоминается май 88-го года, участок Термезского пограничного отряда. По данным разведки поступила информация, что город Термез может быть обстрелян с афганской стороны бандформированиями. Поставлена была задача ближе к вечеру высадить десант в заданные квадраты. Место пустынное и барханы, от Термеза километров 15-18. Должен подойти какой-то караван - бандформирования - со своими установками и нанести огневое поражение по городу Термезу. В этой ситуации отказаться невозможно - невыполнение боевой задачи, и действительно угроза есть. И в то же время пока мы десант загрузим в вертолеты - у нас было два вертолета - и произведем десантирование, наступит ночь. Мы взлетели в сумерках. Нашли группу бронетранспортеров, которые выдвигались из Мазари-Шарифа наперерез группе бандитов и должны были нас встретить. И вот посадка... Если пустынная местность была бы ровная, особого труда не представляла бы посадка ночью. Но вокруг барханы, и как только вертолет снижается, то с высоты 3-5-7 метров с гашением скорости вихревой поток полностью закрывает обзор и не видно земли. А надо садиться. С поступательной скоростью не сядешь, потому что песок и можно перевернуться... И вот в такой ситуации произвели посадку. Второму вертолету было легче сзади меня садиться, потому что я включил проблесковые маяки, он хотя бы что-то видел. Открыли створки, чтобы десант высадился. Вот это все было очень сложно. После выполнения этого полетного задания перенапряжение огромное было. Я всегда летал в перчатках, так удобнее было, и через три-четыре дня на руках появились пятна красные - проявление, видимо, нервного стресса. Вот это сопереживание - видимое оно было или невидимое, и был нервный стресс.

- Когда вы выполняли такие задачи, осознавали, насколько это было опасно?

- Ты не думаешь о риске, знаешь, что нужно выполнить, стремишься это сделать любой ценой и как можно лучше и безопаснее, а когда уже наступает, как говорят, «отходняк» вечером, понимаешь, что могло ведь случиться совершенно по-другому. В живых, во-первых, остался, а может, кто-то из-за тебя погиб бы. Такие стрессовые ситуации снимали «фронтовыми» на троих. Что греха таить, еще в годы Великой Отечественной так успокаивали нервы. И немного отходит.

- Первый раз вы попали в 45-дневную командировку в Афганистан в 1983 году, потом были переведены туда полностью в 1985-м. Вы были к этому готовы морально? Ведь семья с одной стороны, а с другой - для военнослужащего нет задачи, от которой можно отказаться?

- Я всегда был готов к перемещениям по военной службе. И перед отправкой на новое место службы в Мары, в Среднеазиатский пограничный округ, меня вызывали в Москву. Проходил там собеседование на всех уровнях. Я понимал, что это не просто стажировка, а полноценное участие в боевых действиях. И был готов к этому. Более того, у меня уже было двое детей и мы ждали третьего. Можно было прикрыться этим, потому что военнослужащих с тремя детьми туда не отправляли. У меня третий сын родился, когда я был на операции. Пришла телеграмма по месту базирования, что родился сын, я был безмерно рад.

- Ваша жена героическая женщина, ведь еще и трое сыновей - военные. А я вот наткнулась на статистику, что примерно 70 процентов вернувшихся из Афганистана испытывали проблемы в семье, с учебой, с работой, 35-40 процентам военнослужащих требовалась помощь психиатра, примерно у 60 процентов были проблемы с алкоголем. Вот такая несложившая изломанная жизнь.

- Нет, я думаю, это сильно преувеличено. А вообще это зависит от характера мужчины.

Я сам по характеру жесткий, суровый. Детям, по всей видимости, нужна жесткая рука отца. Хотя жена редко просила меня включаться в процесс воспитания. У нас она и работала, и воспитывала. Когда старший сын пошел в школу и ему нужно было со второго класса учить английский, а мы с женой учили немецкий, она с ним выучила английский. Так что все благодаря ее умению, терпению и желанию. Я сам этого раньше не замечал, думал, что это естественно. Это я сейчас вижу.

- Приходилось встречаться с родителями погибших военнослужащих?

- В Среднеазиатском пограничном округе из двух полков с учетом прикомандированных было 58 погибших летчиков, штурманов, бортовых техников. С родителями нет, не встречался, потому что не сопровождал тела к месту захоронения. А вот в глаза женам приходилось смотреть. Это тяжело...

- Через три года после того, как был выведен наш ограниченный контингент, там началась гражданская война. И все еще продолжается. Вам, воевавшим и потерявшим там товарищей, больно?

- Обидно. Что мы не смогли добиться полной стабилизации обстановки в ДРА. Да, войска ввели, какие-то задачи выполняли. Но вот мы ушли, и вместо нас там заняли место другие. Мы оставили там технику, строительные заводы. А американцы там ничего не делают, а просто играют в свою игру, преследуют свои цели.

- Возможно ли победить терроризм или он неискореним?

- Знаете, террористы преследуют свои цели, у них все построено только на насилии. Халифат, порабощение.

- И как вообще смотреть на это - пусть они там как хотят у себя или бороться с этим?

- Надо, надо бороться. Ведь это, как эпидемия гриппа, расползается. Это будет проникать и в Россию, и в другие государства.

- Вот эти цинковые гробы, и родители не видели сыновей, когда хоронили.
У вас же на глазах происходили страшные картины гибели ребят.

- ...Тела моджахеды отдавали. Завернутые в ковры по их традициям.

- Видимо, у военных психика такая твердая...

- Да какая твердая, вот сейчас рассказываю, а меня колотит.

- Значит, не отпускает все-таки и спустя 30 лет?

- Это как на рыбалке. Сидишь ловишь, смотришь на поплавок - клюнет, не клюнет. Вечером ложишься спать - и эта картина - поплавок клюет! И такие ситуации часто - как захожу, захожу на посадку и теряю землю... И просыпаешься в холодном поту... Несколько таких ситуаций было. Одна из них на Сахалине была, на заснеженный стадион нужно было сесть, вот тогда вспомнил то, о чем говорил в начале - посадку «в песок» ночью. Вертолет полностью в снег провалился. Вернулись мы домой, а все это снова перед глазами, на подсознании остается.

Но со временем это стирается и проходит.

- Сыновья у вас тоже военные. То есть не было мыслей о гражданских профессиях, это не обсуждалось?

- Конечно, нет. Старший закончил Ставропольское летное училище. И когда встал вопрос, где служить, я ему сказал: «Сын, иди служить там, где трудно». Поехал служить в Махачкалу, переучился на вертолет, служил там в чеченскую кампанию. Я его не оттирал куда-то в тыловую часть... Сейчас он снова на самолетах. Средний сын проходил службу в Пограничных войсках, сейчас тоже военный, а младший захотел в милицейскую структуру. Уже майор. Сейчас, когда я на гражданке, моя отдушина - Ромчик, маленький внук, старшей внучке Насте будет 21, внук Миша в 4-м классе, ему 10 лет, еще одна внучка - Вика, ей пять лет, тоже большая умница.

- Сейчас выросло новое поколение детей. Тех, которые учатся в военных вузах, воспитывают и вообще серьезно «жучат» офицеры, в том числе и имеющие боевой опыт. В эти дни как раз много курсантов на торжественных мероприятиях. Как они вам?

- Замечательные ребята! Я смотрю на руководителей, которые воспитывают курсантов. Знаете, если научишься выполнять волю начальства, то сам сможешь быть руководителем. Если ты плохой подчиненный, то и руководителя из тебя не выйдет.

- Но с другой стороны, сейчас дети очень много знают о своих правах, но забывают об обязанностях. Как пример возмутительных фактов - распитие напитков у мемориалов воинам.

- Я считаю, что это упущение нашего общества. Мы тоже были мальчишками не такими уж паиньками, но не перешагивали барьер общих запретов, не избивали до потери пульса и сознания. И упущение серьезное, ведь если родители отсутствуют в системе воспитания детей, то этот пробел будет заполняться пустотой. Поэтому они и вырастают такими, знаете, как чертополох - колючими, жгучими, могут залезть на памятник, прикурить от Вечного огня. Но почему общество молчит??? Никто не может сделать замечание, все боятся. Но здесь хочу отметить, что мы потихоньку возвращаемся к старым постулатам - дружинники-казаки дежурят с милицией. Это не ново, это просто забытое. И я вижу, сейчас это восстанавливается.

- Там, в Афгане, было все четко - хорошо/плохо, друг/враг. Тут, на гражданке, оказалось по-другому, к тому же еще и ситуация в государстве была на тот момент сложная - 90-е годы.

- Я сам, сталкиваясь с элементами несправедливости, не мог смириться с этим.

- Только не говорите, что вы испугались трудностей!

- Я просто не хотел воевать с ветряными мельницами...

- 15 февраля вы встречаетесь с теми, с кем воевали, летали. То есть отношения, которые завязываются в таких местах...

- ...Они практически вечны. Если они не корыстны были, а искренни. Это дружба, которая возникла на боевой основе.

- К сожалению, известны случаи перехода советских военнослужащих на сторону моджахедов.

- Пограничники в плен практически не попадали.

- А вообще, если раненые попадали в плен - был ли шанс остаться в живых?

- От человека зависит. Некоторые идут на сделку с совестью, чтобы остаться живым, и это как оправдание перед обществом. Ради того, чтобы выжить, пошел на измену Родине, смену религии. Но среди тех, кого я знал, с кем общался, таких не было. Хотя, говорят, и были такие факты...

- Внуки при выборе профессии, наверное, будут ориентироваться на традиции семейные - династия военных?

- Наверное, будут. Сыновья сейчас работают по династии, видят много несправедливых моментов. Ну боритесь, говорю...

- И напоследок о положительном давайте поговорим?

- Верховный главнокомандующий вернул гимн - мелодию нашего старого, вернул те позиции, которые были в советское время - дружинники, о которых мы говорили в начале беседы, казачество, возродил любовь и уважение к Армии (к военнослужащим). Все, что было хорошее, положительное в советское время, возвращается. В том числе и финансирование министерства обороны и других силовых структур улучшается заметно. Все это долго и сложно строится и невозможно сделать за 5-7 лет. Но я чувствую, мы к этому возвращаемся, хоть пока и темпы невысокие. Хватило бы у нас мужества вести правильную международную политику, и тогда мы будем избавляться от газовой и нефтяной зависимости, но это уже будет дело наших внуков.

Марина АПЛЕМАХ.