Стамбул, Матрёшка и челноки

Стамбул, Матрёшка и челноки

Шасси легко стукнулись о бетонную полосу заморского аэродрома и два десятка пассажиров аплодисментами благодарили экипаж АН-24 за умело проведенную посадку. Крошечный, похожий на маленькую корову или очень беременную стрекозу, турбовинтовой самолетик с неумело выведенной на хвосте синей надписью SAAK, весело бежал мимо белоснежных боингов, огромных аэробусов и знакомых очертаний наших Ту-154 из ближнего, но уже все-таки зарубежья. Снующие по бетонной полосе, раскрашенные в яркий цвет автомобили технического обслуживания с непонятными надписями «Havash Havayolary», и длинные бензовозы с аббревиатурой «BP» были первыми иномарками, встречающими нас на широкой полосе аэропорта турецкой столицы.

Очередная партия челноков, привезенных мною на этот берег Босфора, уже сегодня вечером отправится по знакомым лавкам и неприметным полуподвальным магазинчикам сметать с прилавков древнего Константинополя кожаные куртки, плащи, ковры, тюль, джинсы, колготки и спортивные костюмы. По всем российским меркам эти «туристы» считались достаточно удачливыми бизнесменами, и разница между ними была лишь в количестве зеленой наличности, умело разложенной по разным карманам брюк и джинсовых курток.
Новички - учителя, врачи, просто безработные и даже один артист драматического театра прибывали, как правило, на занятые у друзей и родственников деньги, часто с уже увесистым багажом, в котором через иноземную таможню везли маленькие детские глобусы, подводные спортивные ружья, (уходили по 30, а если повезет, то и по 40 долларов за штуку) и популярные аккумуляторные фонарики ставропольского производства. Их уже было ввезено в Турцию так много, что если бы все счастливые обладатели этих недорогих электрических приборов включили бы их разом, то свет от них наверняка бы достиг и других галактик.
Опытные коммерсанты - бывшие торговые, партийные и комсомольские работники - знали старинный город как свои пять пальцев и спокойной уверенностью напоминали купцов прошлого века. На впервые прибывших за пределы еще недавно Советской Родины, они смотрели с едва заметной снисходительной улыбкой. Их товар уже был давно приготовлен и ждал своего часа у продавцов. Покупателям оставалось лишь расплатиться и доставить его в гостиницу, где за два доллара, ее служащие аккуратно упакуют каждый тюк.
Но и те, и другие обязательно прихватывали из дому неизменный продуктовый набор: аккуратно завернутое в белую тряпочку сало, копченую колбаску из настоящего мяса, прибалтийские шпроты и, конечно же, отечественную русскую водочку в количестве двух-трех бутылок. И даже совсем непьющие обязательно везли в ручной клади багажа эту прозрачную, сорокоградусную, жидкую валюту, которая могла помочь выбраться из любой сложной ситуации, а иногда и с легкостью в нее попасть. Но об этом обычно в России не задумывались.
Миловидная стюардесса лет двадцати пяти, на русском, а затем ломанном английском, как того требовали правила выполнения международных полетов, объявила о прибытии воздушного судна в аэропорт имени Ататюрка, и уже через несколько минут, немногочисленная толпа челноков высыпалась из брюха крылатой машины на раскаленный от южного солнца бетон взлетной полосы. Последним сошел и я. Вдруг, откуда-то сзади послышался раскатистый, зазывный лай. Я обомлел и, повернувшись, увидел на выброшенном трапе-стремянке знакомую всем службам ставропольского аэропорта небольшую светлую дворняжку по кличке Матрешка.
У нас для этой доброй собаки не существовало пограничных и таможенных барьеров, и все служащие авиакомпании подкармливали ее остатками принесенных из дома обедов. Я подружился с ней около полугода назад, когда, изрядно подгуляв, кормил ее деликатесами в здешнем ресторане и с тех пор она каждый раз встречала мои рейсы.
Удивительно, но Матрешка, точно знала, с каким бортом я прилетаю из-за границы, и каждый раз преданно ждала моего появления, сидя у трапа еще не остывшего самолета. Завидев меня, она начинала скулить и радостная бросалась мне навстречу. От счастья черное пятнышко на ее морде светилось и, кажется, полностью сливалось со светлым окрасом шерсти. А потом она бежала за мной изо всех сил, быстро перебирая своими коротенькими ножками до самого пограничного терминала.
Как Матрешка могла оказаться в самолете? Видимо, зашла еще до начала посадки и заснула под каким-нибудь креслом. Другого объяснения у меня не было.
Дело осложнялось тем, что турецкий офицер, встречающий наше воздушное судно, увидев ее, ошалел не меньше моего. Быстро придя в себя, он начал требовать у командира экипажа санитарный сертификат на собаку. А дворняжка лаяла на туземного офицера не переставая, отчего последний злился и начинал угрожать приличным штрафом за нарушение международных санитарных норм. Возникло замешательство. Мне не пришло в голову ничего другого как прийти на выручку командиру фразой: «Excuse me, officer, she is a crew» (Извините, господин офицер, но она член экипажа).
Турок просто обалдел, а затем нашелся и ехидно попросил: «Would you be so kind to find the certificate?» (А не будете ли вы так любезны, предъявить соответствующие документы?). Я вытащил из переброшенной через плечо небольшой сумки пару бутылок водки и протянул ему. Он молчал, я поставил водку перед ним. Офицер не обратил на это никакого внимания. Тогда наблюдавшие за этой картиной челноки, тоже начали подходить и ставить рядом с двумя моими свои кровные пол-литры. Недоуменный чиновник замер в окружении «Посольской», «Столичной», «Русской» и «Пшеничной».
Он махнул на нас рукой и ушел прочь, так ничего и не взяв. Матрешка как будто поняла его добрый поступок и перестала лаять. На время двухчасовой стоянки экипаж закрыл ее в туалете. Говорят, на обратном пути дворняга ходила по салону как хозяйка и бортпроводники в шутку уступали ей дорогу.
Быстро пролетели три дня очередной командировки, и со своей группой я возвращался домой. За окнами иллюминатора появились очертания знакомого ландшафта Ставропольской возвышенности. Самолет коснулся полосы родного аэродрома. Громкие овации мастерству экипажа слились воедино с радостным смехом вернувшихся с чужбины людей. Выбросили трап. А перед ним уже сидела Матрешка. Некоторые, не особенно трезвые пассажиры, отдавали ей честь.
С тех пор прошло уже почти пятнадцать лет, и осталась только память о преданной собаке, дружных русских челноках и том времени, которое уже никогда не повторится.

Иван ПОБЕДИНЦЕВ, г. Ставрополь.